Шум и возня в деревне начались раньше обычного. Когда ночь уступила место рассвету, люди были уже на улицах. Торговцы занимали места на углах самых оживленных улиц, а владельцы магазинчиков распахивали двери. Дети проснулись от возбужденного лая уличных собак и жалобных криков ослов, тянущих повозки.
Владелец небольшой гостиницы проснулся раньше всех. Вся гостиница была забита, все места – заняты. В ходу были все имевшиеся матрацы и одеяла. Вскоре посетители оживятся, и будет уйма работы.
Разговоры, которые могли происходить между владельцем гостиницы и его семьей за завтраком будят воображение. Вспомнил ли хоть кто-нибудь о приезде одной молодой четы? Спросил об их благополучии? Сказал что-то о беременности этой девушки, сидящей на осле? Возможно. Но, в лучшем случае, об этом просто упомянули, безо всякого обсуждения. Было не до них. Они были всего лишь одной из тех семей, которым в эту ночь было отказано в приюте. Да и у кого было время говорить о них, когда в воздухе висело такое возбуждение? Кесарь Август, подписав указ о проведении переписи, сделал огромное одолжение Вифлеему. Кто припомнит, чтобы когда-то еще торговля так оживилась в этой деревне? Нет, вероятно, никто не вспомнил о приезде этой четы и не думал о положении девушки. Все были слишком заняты. Наступал день. Пора было подумать о хлебе насущном. Предстояло взяться за домашние дела. Нужно было сделать слишком многое, чтобы представить себе, что произошло невозможное.
Бог вошел в мир младенцем.
И, все же, доведись кому оказаться в том овечьем хлеву на окраине Вифлеема тем утром, какую необычную сцену он мог бы увидеть! В том хлеву был такой же запах, как и во всех других. В воздухе – смрад от мочи и навоза. Жесткий пол. Разбросанная солома. Потолки, обвитые паутиной. По полу проносятся мыши. Нельзя найти более низкого места для рождения. С одной стороны молча сидят пастухи: может быть, они в замешательстве, может, в благоговении, но уж точно в недоумении. Их ночная вахта была внезапно прервана взрывом света с неба и ангельской симфонией. Бог приходит к тем, у кого есть время Его выслушать. Итак, в эту безоблачную ночь Он пришел к обычным пастухам.
Рядом с молодой мамой сидит уставший отец. Он дремлет. Он даже не может припомнить, когда в последний раз ему довелось присесть. И сейчас, когда все волнение стихло, когда Мария с Младенцем успокоились, он прислонился к стене хлева, и веки его налились свинцом. Еще не все уложилось в голове. Загадочность события озадачивает. Но нет сил найти ответы на все вопросы. Важно, что у Младенца все хорошо, и Мария в безопасности. Засыпая, он вспоминает имя, которое ему назвал ангел – Иисус. “Мы назовем Его Иисус”.
Мария бодрствует. Только взгляни на нее: какая она молоденькая! Ее голова покоится на мягкой коже седла Иосифа. Чудо заглушило боль. Она вглядывается в лицо Ребенка. Ее сына. Ее Господа. Его Величества. Эта девушка в вонючем хлеву, почти подросток, как никто другой понимает, что сейчас делает Бог. Она не может отвести от Него глаз. Каким-то образом Мария знает, что держит на руках Бога. Вот Он. Она помнит слова ангела: “И царству Его не будет конца”. Он ничем не напоминает Царя. У Него синюшно-красное лицо. Его плач, хотя и громкий и здоровый, все же – пронзительный плач беспомощного ребенка. И Он во всем зависит от Марии.
Величие среди всего земного. Святость среди навоза и пота. Божественность вошла в мир на полу хлева через лоно девушки-подростка и в присутствии плотника. Она дотрагивается до лица Младенца-Бога. Каким длинным был Твой путь!..
Этот Младенец видел всю Вселенную. Эти пеленки, согревающие Его, были обрывками вечности. Оставив Свой золотой тронный зал, Он предпочел его грязному полу овечьего загона. Поклоняющиеся ангелы были заменены простыми, но диковатыми пастухами.
Тем временем город гудит. Торговцы не знают, что Бог пришел на Землю. Владелец гостиницы никогда не поверил бы, что это Его он отослал недавно в холод ночи. А люди осмеяли бы любого, кто сказал бы им, что Мессия лежит на руках девушки на окраине Вифлеема. Все они были слишком заняты, чтобы думать об этом. Все, пропустившие пришествие Его Величества той ночью, пропустили его не по злому умыслу; нет, они пропустили это из-за того, что не смотрели.
Мало что изменилось за две тысячи лет, не так ли?